Царь Алексей Михайлович
в живописи и литературе
Фёдор Зубов.
«Царь Михаил Федорович и царь Алексей Михайлович в молении перед Спасом нерукотворным».
1678.
Москва, Оружейная палата.
Алексей Михайлович (1629-1676), русский царь (1645-1676), сын первого царя династии Романовых Михаила Федоровича. От первого брака с Марией Ильиничной (Милославской) имел 13 детей, в том числе Федора (царь в 1676-1682 гг.), Ивана (царь в 1682-1696 гг.) и царевну Софью. От второго брака с Натальей Кирилловной (Нарышкиной) имел сына Петра (император Петр I) и дочь Наталью.
Евгений Анисимов. «Женщины на российском престоле».
* * *
Михаил Васильевич Нестеров.
«Встреча царя Алексея Михайловича с Марией Ильиничной Милославской».
Он вырос вместе с поколением, которое нужда впервые заставила заботливо и тревожно посматривать на еретический Запад в чаянии найти там средства для выхода из домашних затруднений, не отрекаясь от понятий, привычек и верований благочестивой старины. Это было у нас единственное поколение, так думавшее: так не думали прежде и перестали думать потом. Люди прежних поколений боялись брать у Запада даже материальные удобства, чтобы ими не повредить нравственного завета отцов и дедов, с которым не хотели расставаться, как со святыней; после у нас стали охотно пренебрегать этим заветом, чтобы тем вкуснее были материальные удобства, заимствуемые у Запада. Царь Алексей и его сверстники не менее предков дорожили своей православной стариной. Но некоторое время они были уверены, что можно щеголять в немецком кафтане, даже смотреть на иноземную потеху, «комедийное действо», и при этом сохранить в неприкосновенности те чувства и понятия, какие необходимы, чтобы с набожным страхом помышлять о возможности нарушить пост в Крещенский сочельник до звезды.
Царь Алексей родился в 1629 г. Он прошел полный курс древнерусского образования, или словесного учения, как тогда говорили. По заведенному порядку тогдашней педагогики, на шестом году его посадили за букварь, нарочно для него составленный патриаршим дьяком по заказу дедушки, патриарха Филарета. Это был известный древнерусский букварь с титлами, заповедями, кратким катехизисом и т. д.
Учил царевича, как это было принято при Московском дворе, дьяк одного из московских приказов. Через год перешли от азбуки к чтению Часовника, месяцев через пять – к Псалтырю, еще через три принялись изучать Деяния апостолов, через полгода стали учить писать, на девятом году певчий дьяк, т. е. регент дворцового хора, начал разучивать Охтой (Октоих), нотную богослужебную книгу, от которой месяцев через восемь перешли к изучению «страшного пения», т. е. церковных песнопений Страстной седмицы, особенно трудных по своему напеву. И лет десяти царевич был готов, прошел весь курс древнерусского гимназического образования. Он мог бойко прочесть в церкви Часы и не без успеха петь с дьячком на клиросе по крюковым нотам стихиры и каноны. При этом он до мельчайших подробностей изучил чин церковного богослужения, в чем мог поспорить с любым монастырским и даже соборным уставщиком. Царевич прежнего времени, вероятно, на этом бы и остановился.
Но Алексей воспитывался в иное время, у людей которого настойчиво стучалась в голову смутная потребность ступить дальше, в таинственную область эллинской и даже латинской мудрости, мимо которой, боязливо чураясь и крестясь, пробегал благочестивый русский грамотей прежних веков. Немец со своими нововымышленными хитростями, уже забравшийся в ряды русских ратных людей, проникал и в детскую комнату государева дворца. В руках ребенка Алексея была уже «потеха», конь немецкой работы и немецкие «карты», картинки, купленные в Овощном ряду за 3 алтына 4 деньги (рубля полтора на наши деньги), и даже детские латы, сделанные для царевича мастером-немчином Петром Шальтом.
Когда царевичу было лет 11–12, он обладал уже маленькой библиотекой, составившейся преимущественно из подарков дедушки, дядек и учителя, заключавшей в себе томов 13. Большею частью это были книги Священного Писания и богослужебные; но между ними находились уже «Грамматика», печатанная в Литве, «Космография» и в Литве же изданный какой-то «Лексикон». К тому же главным воспитателем царевича был боярин Б. И. Морозов, один из первых русских бояр, сильно пристрастившийся к западноевропейскому. Он ввел в учебную программу царевича прием наглядного обучения, знакомил его с некоторыми предметами посредством немецких гравированных картинок; он же ввел и другую, еще более смелую новизну в московский государев дворец – одел цесаревича Алексея и его брата в немецкое платье.
В зрелые годы царь Алексей представлял в высшей степени привлекательное сочетание добрых свойств верного старине древнерусского человека с наклонностью к полезным и приятным новшествам. Он был образцом набожности, того чинного, точно размеренного и твердо разученного благочестия, над которым так много и долго работало религиозное чувство Древней Руси. С любым иноком мог он поспорить в искусстве молиться и поститься. В Великий и Успенский пост, по воскресеньям, вторникам, четвергам и субботам, царь кушал раз в день, и кушанье его состояло из капусты, груздей и ягод – все без масла; по понедельникам, средам и пятницам во все посты он не ел и не пил ничего. В церкви он стоял иногда часов по пяти и по шести сряду, клал по тысяче земных поклонов, а в иные дни и по полторы тысячи.
Василий Осипович Ключевский. «Исторические портреты».
* * *
Н. Пирогов.
«Свадебный поезд при царе Алексее Михайловиче».
Вячеслав Григорьевич Шварц.
«Вешний поезд царицы на богомолье при царе Алексее Михайловиче».
1868.
Государственная Третьяковская галерея.
«Царь Алексей Михайлович Романов».
«Царь Алексей Михайлович Романов».
«Алексей Михайлович».
«Алексей Михайлович в молодости».
«Царь Алексей Михайлович».
«Царь Алексей Михайлович».
«Портрет царя Алексея Михайловича».
Начало ХХ века.
Эрмитаж, Санкт-Петербург.
«Царь Алексей Михайлович».
С портрета, имеющегося в Императорском Эрмитаже.
Ф. Дрегер. Автор оригинала Фёдор Григорьевич Солнцев.
«Митра, или шапка, подаренная царем Алексеем Михайловичем и царицею Мариею Ильиничною Патриарху Никону».
1849.
Эрмитаж, Санкт-Петербург.
От природы живой, впечатлительный и подвижный, Алексей страдал вспыльчивостью, легко терял самообладание и давал излишний простор языку и рукам. Однажды, в пору уже натянутых отношений к Никону, царь, возмущаемый высокомерием патриарха, из-за церковного обряда поссорился с ним в церкви в Великую пятницу и выбранил его обычной тогда бранью московских сильных людей, не исключая и самого патриарха, обозвав Никона «мужиком, сукиным сыном».
Василий Осипович Ключевский. «Исторические портреты».
* * *
Александр Литовченко.
«Царь Алексей Михайлович и Никон, архиепископ Новгородский у гроба чудотворца Филиппа, митрополита Московского».
1886.
Григорий Седов.
«Выбор невесты царём Алексеем Михайловичем».
1882.
При царе Алексее Михайловиче канцлером чужестранных дел был боярин Артемон Матвеев. Лишившись первой супруги, княгини Милославской, его царское величество, противу древнего обычая прежних царей, которые частных людей не посещали, хаживал к Матвееву, где иногда и ужинал.
Придя туда однажды вечером и увидя стол, порядочно накрытый, царь сказал Матвееву:
- Стол ваш так прекрасно приуготовлен, что возбуждает во мне охоту с вами отужинать. Останусь я у тебя кушать с тем, однако ж, условием, чтоб я никого не потревожил и чтоб никто из твоих гостей и домашних не ушел от стола.
- Благоугодность и повеление вашего величества, - отвечал Матвеев, - приемлю за честь и милость своему дому.
Между тем все было приготовлено, кушанье пренесено, и царь сел за стол. Тотчас вошла хозяйка с сыном, который только и был у них один, и с одною девицею. Они поклонились царю и по повелению его должны были сесть за стол по своим местам. Во время ужина царь, поглядывая на всех, особливо рассматривал девицу, против него сидевшую; ему казалось, что он никогда не видывал ее между детьми в доме Матвеева.
- Я всегда думал, что у тебя только один сын, но теперь вижу, что есть у тебя и дочь. Почему же я никогда у тебя ее не примечал?
- Ваше величество справедливо изволили думать: я действительно имею только одного сына, а эта девица дочь моего родственника, живущего в своих деревнях, Кириллы Нарышкина. Жена моя взяла ее к себе, дабы в городе воспитать и, если Бог благословит, со временем отдать ее в замужество.
Царь ничего более не ответствовал, а только похвалил доброе и благородное дело. Однако ж после стола, когда фамилия Матвеева вышла из столовой, он, оставшись с хозяином наедине, начал опять говорить о девице Наталье Кирилловне.
- Девушка весьма пригожа; кажется, имеет доброе сердце и не слишком молода для вступления в супружество. Ты должен пещися, чтобы она получила доброго жениха.
- Ваше величество совершенно справедливо судить изволите: у нее много разума при великом целомудрии. Жена моя и весь дом очень ее любят, не меньше как родную дочь. Что же касается до жениха, то для нее не легко его найти. Хотя она и исполнена хороших качеств, но совсем не имеет богатства и поместья; и хотя я за долг себе поставил ее выдать, однако ж приданое, по моему малому имению, также не может быть велико.
Царь отвечал, что она должна получить такого жениха, который был бы столь богат, чтобы не имел нужды требовать от нее приданого, но почитал бы за него добрые ее качества и сделал бы ее счастливою.
- Сего-то я и желаю, - отвечал Матвеев, - но где найти таких женихов, которые более смотрели б на душевные качества невесты, нежели на богатое приданое?
- Иногда и противное тому случается, - сказал царь. – При случае я и сам вместе с тобою постараюсь. Девушка заслуживает, чтобы сделать ее счастье.
Матвеев благодарил его величество за столь милостивое благоволение. На сем дело и осталось. Царь, пожелав ему доброй ночи, уехал. Спустя несколько дней опять пришел к Матвееву, говорил с ним часа два о делах государственных и хотел уже идти, но, сев, снова сказал Матвееву:
- Теперь скажи мне, не забыл ли ты последнего нашего разговора думать о приискании достойного жениха Наталье Кирилловне?
- Нет, государь, - отвечал Матвеев, - я всегда об этом думаю. Доселе еще не нашел я для нее достойного жениха и сомневаюсь, чтоб это могло так скоро сделаться, ибо хотя многие из наших молодых дворян ко мне ходят и часто посматривают на мою пригожую питомицу, однако никто не показывает виду взять ее за себя.
- Хорошо – сказал царь, может быть, это и не нужно будет. Я обещал тебе сам принять на себя труд пещися о добром женихе. Мне посчастливилось одного найти, которым она, думаю, совершенно будет довольна и счастлива. Я его знаю, он весьма добрый и честный человек, имеет заслуги и столь богат, что не будет спрашивать у нее приданого; он ее любит, хочет вступить с нею в супружество и сделать ее счастливою. И она его знает, хотя он и не дал еще доселе приметить, что имеет склонность сочетаться с нею браком. Я также думаю, что она не откажет ему, если он сделает ей предложение.
- Сего бы я только и желал, - отвечал Матвеев. – Смею ли просить ваше величество наименовать мне сего человека, может быть, и я тоже его знаю и могу что-нибудь донести вам о его состоянии.
- Я тебе сказал, - отвечал царь, - что его знаю, что он добрый и честный человек и в состоянии жену свою сделать счастливою; ты без сомнения можешь мне поверить; больше ничего о нем я тебе не могу сказать, покуда мы не узнаем, согласна ли будет выйти за него Наталья Кирилловна.
- В этом никакого нет сомнения, - продолжал Матвеев, - если она услышит, что ваше величество предлагает его в женихи. Однако же она захочет знать, кто он таков, и это, мне кажется, весьма справедливо.
- Ну так хорошо, - сказал царь, - знай и скажи ей, что я – тот самый, который вознамерился взять ее за себя.
В великом изумлении пал Матвеев к ногам государя.
- Бога ради, ваше величество, удержитесь от сего намерения или по крайней мере не через меня сделайте это предложение. Вы знаете, всемилостивейший государь, что я уже между вельможами двора вашего и между знатнейшими фамилиями многих имею неприятелей, которые и без того уже завистливым оком взирают на особливую милость и доверенность, которую меня ваше величество удостоивать изволите. Что ж станется, если они увидят, что ваше величество, обошед все знатные фамилии, сочетаетесь с бедною девицею из моего дома. Тогда-то уж каждый подумает, что я, употребляя во зло ваши милости, сосватал за вас свою воспитанницу.
- Все это ничего не значит, - продолжал царь, - это уже мое попечение, чтоб ты не имел никакой опасности. Намерение мое решено, и быть тому так.
- Да будет воля ваша, - отвечал Матвеев, - но единой прошу я милости для себя и для Натальи Кирилловны: чтобы ваше величество изволили поступить при сем деле по обычаю нашего отечества и по крайней мере для виду собрать ко двору несколько девиц из знатнейших фамилий и между ними Наталью Кирилловну, дабы из них выбрать вам невесту, а между тем ни один человек о сем не должен знать, кроме вашего величества и меня, даже и сама Наталья Кирилловна.
Царь, приняв это предложение с удовольствием, обещал его исполнить. Через несколько недель объявил он свое намерение о вторичном вступлении в брак знатнейшему духовенству и министрам в тайном совете и повелел, чтобы в назначенный день все взрослые девицы знатнейшего дворянства собрались, дабы его величество мог их смотреть и выбрать себе невесту. Выбор этот производим был с 28 ноября 1670 года по апрель 1672-го из 62 девиц. «Кириллова дочь Нарышкина Наталья» значится тридцать шестою и представлена на смотр царю 1 февраля 1671 года.
30 мая 1672 года, в день Исаакия Далматского, Наталья Кирилловна родила мальчика, нареченного Петром.
Алексей Каретников. «Из жизни Петра Великого». «Смена» №9 1995 год.
* * *
«Свадьба царя Алексея Михайловича и Натальи Нарышкиной».
Гравюра XVII века.
«Царь Алексей Михайлович».
«Царь Алексей Михайлович Романов».
«Царь Алексей Михайлович Романов».
«Царь Алексей Михайлович. в повседневной одежде».
Увлекаемый новыми веяниями, царь во многом отступал от старозаветного порядка жизни, ездил в немецкой карете, брал с собой жену на охоту, водил ее и детей на иноземную потеху, «комедийные действа» с музыкой и танцами, поил допьяна вельмож и духовника на вечерних пирушках, причем «немчин в трубы трубил и в органы играл».
Он дал детям учителя, западнорусского ученого монаха, который повел преподавание дальше Часослова, Псалтыря и Октоиха, учил царевичей языкам латинскому и польскому.
Василий Осипович Ключевский. «Царь Алексей Михайлович».
* * *
Николя де Лармессен.
«Портрет царя Алексея Михайловича».
Конец XVII века.
Эрмитаж, Санкт-Петербург.
«Царь Алексей Михайлович».
Литография XIX века.
Неизвестный художник.
«Портрет царя Алексея Михайловича».
Воронежский губернский музей.
Казначей Саввина Сторожевского монастыря, отец Никита, выпивши, подрался со стрельцами, стоявшими в монастыре, прибил их десятника (офицера) и велел выбросить за монастырский двор стрелецкое оружие и платье. Царь возмутился этим поступком, «до слез ему стало, во мгле ходил», по его собственному признанию. Он не утерпел и написал грозное письмо буйному монаху. Характерен самый адрес послания: «От царя и великого князя Алексея Михайловича всея Русии – врагу Божию и богоненавистцу и христопродавцу и разорителю чудотворцева дому и единомысленнику сатанину, врагу проклятому, ненадобному шпыню и злому пронырливому злодею казначею Миките». Но прилив царственного гнева разбивался о мысль, никогда не покидавшую царя, что на земле никто не безгрешен перед Богом, что на Его суде все равны, и цари и подданные: в минуты сильнейшего раздражения Алексей ни в себе, ни в виноватом подданном старался не забыть человека. «Да и то себе ведай, сатанин ангел, – писал царь в письме к казначею, – что одному тебе да отцу твоему диаволу годна и дорога твоя здешняя честь, а мне, грешному, здешняя честь, аки прах, и дороги ли мы перед Богом с тобою и дороги ли наши высокосердечные мысли, доколе Бога не боимся». Самодержавный государь, который мог сдуть с лица земли отца Микиту, как пылинку, пишет далее, что он сам со слезами будет милости просить у чудотворца преподобного Саввы, чтобы оборонил его от злонравного казначея. «На оном веке рассудит нас Бог с тобою, а опричь того мне нечем от тебя оборониться». При доброте и мягкости характера, это уважение к человеческому достоинству в подданном производило обаятельное действие на своих и чужих, и заслужило Алексею прозвание «тишайшего царя».
Василий Осипович Ключевский. «Царь Алексей Михайлович».
* * *
«Царь Алексей Михайлович Тишайший».
«Царь Алексей Михайлович».
Царь Алексей Михайлович был добрейший человек, славная русская душа. Я готов видеть в нем лучшего человека Древней Руси, по крайней мере, не знаю другого древнерусского человека, который производил бы более приятное впечатление – но только не на престоле.
Василий Осипович Ключевский. «Исторические портреты».
* * *
Неизвестный художник.
«Портрет царя Алексея Михайловича».
XVIII век.
Неизвестный художник.
«Портрет царя Алексея Михайловича Романова (1629-1676)».
Конец XVIII - начало XIX вв.
Эрмитаж, Санкт-Петербург.
«Царь Алексей Михайлович».
Страдая тучностью, царь раз позвал немецкого «дохтура» открыть себе кровь. Почувствовав облегчение, он, по привычке делиться всяким удовольствием с другими, предложил и своим вельможам сделать ту же операцию. Не согласился на это один боярин Стрешнев, родственник царя по матери, ссылаясь на свою старость. Царь вспылил и прибил старика, приговаривая: «Твоя кровь дороже, что ли, моей? Или ты считаешь себя лучше всех?» Но скоро царь и не знал, как задобрить обиженного, какие подарки послать ему, чтобы не сердился, забыл обиду.
Василий Осипович Ключевский. «Исторические портреты».
* * *
Неизвестный русский художник второй половины XVII века.
«Портрет царя Алексея Михайловича».
Конец 1670-х - начало 1680-х.
А Измайловская усадьба Алексея Михайловича, отца Петра I, представляла собой целую систему садов и старинных парков, в которых были и «вавилон», то есть «лабиринт», и «зверинец», и «итальянский» сад, и «виноградный», здесь были участки, где выращивались не только арбузы, дыни и перец, но и тутовые деревья, и даже будто бы финики!
Владимир Чивилихин. «Память». Собрание сочинений в 4-х томах. Москва, «Современник». 1985 год.
* * *
Филипп Александрович Москвитин.
«Образ Великого Государя и Великого князя Алексея Михайловича Всея Великия, Малыя и Белыя России Самодержца».
Неизвестный художник.
«Портрет царя Алексея Михайловича Романова».
Конец XVIII века.
Эрмитаж, Санкт-Петербург.
Herr Zaar und Grossfurst aller Russer Selbsterhalter Alexei Mikhailowitz, прозванный русскими Тишайшим, был румян, голубоглаз, с круглой темно-рыжей бородой. Тучное тело носил трудно, переваливался на слабых, пухнущих ногах. В оранжерее его величество прохаживался веселый, улыбчивый, мурлыкал под нос то ли духовные гимны, то ли что-то более легкомысленное. В первый раз, подглядывая через толстое стекло в мелком переплете, Корнелиус только диву давался – так мало этот добродушный толстяк походил на каменного болвана, что принимал в Грановитой палате чужеземных послов. На аудиенции царь сидел недвижной золотой куклой, даже глазами не поводил. Будто и не живой вовсе, а некая аллегорическая персона, олицетворяющая грузность и неповоротливость Третьего Рима.
А между тем, как скоро понял фон Дорн, его царское величество был хоть и грузен, но очень даже поворотлив и падок на всевозможные забавы. Молодая царица Наталья, воспитанница и свойственница Артамона Сергеевича, любила веселье и разные кунштюки, а супруг во всем ей потакал. Необъятная держава жила постно и скучно, музыки не слушала, театров не ведала, а в царских покоях имелся и свой оркестр, и балет, и «смехотворное действо» со скоморохами, и лицедейская труппа. Вот уж воистину quod licet Jovi(* что дозволено Юпитеру (лат.)). В запретные шахматы Алексей Михайлович воевал чуть не каждый день, для чего держал специального ученого шута Валтасара – тот один не боялся великого государя обыгрывать, хоть и бывал за такую дерзость бит клетчатою доскою по темечку. Правда, бил царь по одышливости некрепко, а жалел побитого сильно – и награждал, и жаловал, так что в накладе Валтасар не оставался.
Во внутренних царских покоях чудесно распевали сладкогласые птицы, многоцветные попугаи кричали из клеток – кто божественное, а кто и обидное. Непривычные, кто наверх впервые попадал, бывало, пугались до полусмерти. Как выкрик – хохластый краснозобый Каролус: «Башку с плеч!» – так человек за левую грудь и схватится.
Еще в тронной зале, близ царского места, стояли два механических льва – медных, с кудлатыми гривами из овечьей шерсти. Если в особом чулане рычаг повернуть, львы разевали зубастую пасть, зыркали страшными глазами и утробно рычали. Тоже многих, кто и без того пребывал в благоговении и трепете пред высочайшими очами, оторопь брала. А государь радовался, по бокам себя хлопал, и бояре много смеялись.
В хорошем расположении любил Алексей Михайлович шутки и вовсе простые. Как-то на большом пиру Корнелиус наблюдал, как царь и великий князь подозвал к себе обер-камергера (по-русски «постельничего») князя Скарятинского, якобы для особенной милости – собственноручно напоить из кубка, а сам нарочно пронес вино мимо вытянутых трубочкой боярских уст и давай лить ренское вельможе на лысину и за шиворот. Изволил смеяться мелким жирным смехом, и обер-камергер тоже был доволен государеву веселью, подхихикивал и благодарил, а прочие завидовали.
Один раз, проверяя караул на крыше царского терема, где был зимний сад и пруд, Корнелиус видел, как царь в европейском платье – камзоле и чулках – лежал на скамье, положив голову на колени царицы, а ее величество ловила блох в густых волосах самодержца. Капитан подивился не самой ловле блох. Дело обычное, на дворцовых пирах все почесывались, и Алексей Михайлович не ленивей других (один лишь капитан дворцовых мушкетеров, благодаря заветной коробочке подмышкой, стоял недвижно) – подивился европейскому платью. Когда рассказал об этом матфеевскому мажордому Ивану Артамоновичу, тот поведал, что царь Алексей сызмальства привычен к немецкой одежде – воспитатель боярин Морозов приучил. Русскую одежду, тяжелую и неудобную, государь не любит, но носит по обязанности, как подобает православному монарху. В домашности же, без чужих глаз, дает себе волю. А пять лет назад, когда ухаживал за будущей царицей, то и бороду сбрил, чтоб Наталье Кирилловне угодить. Потом, правда, снова отрастил – опять-таки из богобоязненности.
От той же богобоязненности государь во все посты – а их на Руси великое множество – по понедельникам, средам и пятницам пищи в уста не принимает, в церкви стоит по шесть часов на дню, кладя до полутора тысяч земных поклонов. К царице же, хоть и любит ее безмерно, входит в опочивальню раз в три месяца, и этим благочестивым целомудрием все русские очень гордятся, тем более что, невзирая на воздержанность, чад Алексей Михайлович народил много: у его величества трое сыновей да шестеро дочерей, а еще шестерых принцев и принцесс Господь прибрал в младенчестве и отрочестве.
Борис Акунин. «Алтын-Толобас».
* * *
Неизвестный художник.
«Портрет царя Алексея Михайловича».
Вторая половина XIX века.
«Царь Алексей Михайлович».
Алексей любил, чтобы вокруг него все были веселы и довольны. Всего невыносимее была ему мысль, что кто-нибудь им недоволен, ропщет на него, что он кого-нибудь стесняет. Он первый начал ослаблять строгость заведенного при Московском дворе чопорного этикета, делавшего столь тяжелыми и натянутыми придворные отношения. Он нисходил до шутки с придворными, ездил к ним запросто в гости, приглашал их к себе на вечерние пирушки, поил, близко входил в их домашние дела. Уменье входить в положение других, понимать и принимать к сердцу их горе и радость было одною из лучших черт в характере царя. Надобно читать его утешительные письма к князю Николаю Одоевскому по случаю смерти его сына и к Ордин-Нащокину по поводу побега его сына за границу. Надобно читать эти задушевные письма, чтобы видеть, на какую высоту деликатности и нравственной чуткости могла поднять даже неустойчивого человека эта способность проникаться чужим горем. В 1652 г. сын князя Николая Одоевского, служившего тогда воеводой в Казани, умер от горячки почти на глазах у царя. Царь написал старику-отцу, чтобы утешить его, и, между прочим, писал: «И тебе бы, боярину нашему, через меру не скорбеть, а нельзя, чтобы не поскорбеть и не поплакать, и поплакать надобно, только в меру, чтобы Бога не прогневить». Автор письма не ограничился подробным рассказом о неожиданной смерти и обильным потоком утешений отцу. Окончив письмо, он не утерпел, еще приписал: «Князь Никита Иванович! Не горюй, а уповай на Бога и на нас будь надежен». В 1660 г. сын Ордин-Нащокина, молодой человек, подававший большие надежды, которому иноземные учителя вскружили голову рассказами о Западной Европе, бежал за границу. Отец был страшно сконфужен и убит горем, сам уведомил царя о своем несчастии и просил отставки. Царь умел понимать такие положения и написал отцу задушевное письмо, в котором защищал его от него самого. Между прочим он писал: «Просишь ты, чтобы дать тебе отставку; с чего ты взял просить об этом? Думаю, что от безмерной печали. И что удивительного в том, что надурил твой сын? От малоумия так поступил. Человек он молодой, захотелось посмотреть на мир Божий и его дела; как птица полетает туда и сюда и, налетавшись, прилетает в свое гнездо, так и сын ваш припомнит свое гнездо и свою духовную привязанность и скоро к вам воротится».
Василий Осипович Ключевский. «Царь Алексей Михайлович».
* * *
«Царь Алексей Михайлович».
«Царь Алексей Михайлович».
«Титулярник».
XVII век.
У царя Алексея все мило, многоречиво, иногда живо и образно, но вообще все сдержанно, мягко, тускло и немного сладковато. Автор, очевидно, человек порядка, а не идей и увлечения, готового расстроить порядок во имя идеи; он готов был увлекаться всем хорошим, но ничем исключительно, чтобы ни в себе, ни вокруг себя не разрушить спокойного равновесия. Склад его ума и сердца с удивительной точностью отражался в его полной, даже тучной фигуре, с низким лбом, белым лицом, обрамленным красивой бородой, пухлыми румяными щеками, русыми волосами, кроткими чертами лица и мягкими глазами.
Василий Осипович Ключевский. «Царь Алексей Михайлович».
* * *
СМОТРИТЕ ТАКЖЕ:
